Владимир Воскобойников
Русская кухня в Гималаях
Когда меня вызвали к начальству по вопросу питания альпинистов, у меня
еще не было того необычного ощущения, которое теперь возникает при
произношении слов "альпинист", "горы", еще не было волнения, охватывающего
всего тебя перед началом большого, важного события в твоей жизни, не было
даже просто серьезного отношения к делу, которое тебе поручают почти каждый
день. Подумал: "Только этим мы еще не занимались! Можно себя поздравить!"
Подумал, развел руками и пошел убеждать начальство, что нас это не касается,
что мы не в состоянии этим заняться^ что все отделы перегружены, что... и т.
д. и т. п.
В кабинете сидели незнакомые люди, и по их озабоченным и недовольным
лицам я понял, что беседа не клеится. При первом взгляде трудно было
поверить, что среди них--лучшие альпинисты Союза, мастера спорта, а капитан
сборной, "Снежный барс", показался мне настолько невзрачным и совсем не
атлетичным, что я не поверил ни в серьезность проблемы, ни в авторитет наших
гостей.
Мы имели большой опыт организации питания применительно к условиям, в
которые попали участники экспедиций "Комсомольской правды" на Северный
полюс, женской группы "Метелица". К этому времени был введен в строй
крупнейший в нашей стране цех по производству сублимированных продуктов,
которые могли лечь в основу рационов питания альпинистов. Так что без особой
нагрузки мы разработали опытный экспериментальный рацион, тщательно обсудив
его с Валентином Ивановым, отвечавшим вместе с Николаем Черным за питание, и
на этом успокоились.
Летом 1981. г. команда выехала на тренировочные памирские сборы, и меня
пригласили выехать на Памир для испытаний экспериментальных рационов.
Шло время, а я почти не покидал лагеря, занятый своими хозяйственными
заботами. Однако когда почти вся команда ушла на маршрут и даже наш повар
переместился на ледник, я взмолился и попросил показать мне горы.
Конечно же, нарушив какие-то правила, Виктор Дор-фман и Василий
Барсуков, обвязав меня, повели в горы на небольшую вершину.
Вместе с радостью видеть горы, открывать прекрасное, вместе с приятной
усталостью с каждым шагом настроение мое все ухудшалось, и к концу дня оно
было испорчено полностью. Оказалось, что за целый день с самого утра и до 6
часов вечера мы ничего не захотели съесть и только жажда заставляла нас
останавливаться на привал. Мысль о возможной непригодности рационов для
таких условий не оставляла меня до последнего дня этих поучительных для меня
сборов.
Памирский сбор дал ответы на многие вопросы, касающиеся питания,
снаряжения, одежды.
У нас были обычные заботы: учесть результаты эксперимента, обработать
анкеты, найти оптимальные решения в составе рационов, своевременно добыть
фонды и получить в нужной упаковке продукты в разных районах страны.
"Обычные", потому что за плечами был опыт снабжения
340
различных экспедиций, были опытнейший директор завода М. Л. Фрумкин,
дальновидный В. Иванов, отвечающий за питание, и не выпускающая из внимания
ни одной мелочи разработчик рационов серьезная и добросовестная Т. С.
За-харенко. Даже проблема использования свиного сала не стала яблоком
раздора, хотя специалисты в области питания доказывали его непригодность для
условий с пониженным содержанием кислорода, а альпинисты настаивали на
включении его в рацион. И здесь нашли разумное и, как потом выяснилось,
правильное решение.
Этот обычный ход событий нарушил Е. И. Тамм, предложивший мне
участвовать в работе экспедиции непосредственно там, в Непале. Это было
неожиданным, так как никто из наших специалистов никогда непосредственно не
принимал участия в работе экспедиций.
Все было против: и моя профессиональная неподготовленность, и
отсутствие не только альпинистского, но и вообще спортивного опыта, и мнение
моих сослуживцев по работе, и, наконец, полное отсутствие восторга у моего
начальства. И до сих пор остается тайной, что толкнуло Евгения Игоревича
Тамма сделать, с моей точки зрения, неосторожный шаг. Еще более неожиданным
было то, как настойчиво и решительно провел свое решение в жизнь мягкий,
интеллигентный, никогда не повышающий голоса Тамм.
Но согласие дано, и началась подготовка к экспедиции, как говорят, без
отрыва от производства. За неделю до отъезда позвонил Свет Петрович
Орловский и сообщил, что мне нужно получить пищевую справку. А поскольку
времени было в обрез, а к словам Света Петровича я относился достаточно
серьезно, то бросился во все известные мне клиники с просьбой сделать
требуемые анализы.
Уже в базовом лагере с содроганием я вспоминал все, что было связано с
получением медицинских справок, и огорчался, что ни одна из них в итоге
никому не потребовалась. Тем более что мои помощники по кухонной работе
шерпы имели о санитарии и гигиене весьма приблизительное представление.
8 марта 1982 г. прошло в сборах. Отъезжающие были уже мысленно в
дороге, а женщины, мудрые, милые женщины, старались сделать праздник
по-настоящему мужским.
Сразу же на первую высоту поднялась Татьяна Иванова, пригласив всю
сборную к себе, и здесь установилась шуточная атмосфера, хотя по-прежнему не
был ясен окончательный состав экспедиции. Мне сразу пришлось учиться
чародействовать на кухне у всех жен одновременно.
В этот вечер стало ясно, что отступать некуда, и от этой мысли стало
легче. Мне даже показалось, что женщины успокоились, передавая своих
подопечных в мои руки, и не столько из-за моего умения, сколько из-за моего
желания и методического подхода.
Начались мои самые трудные дни. Мы идем из Луклы в базовый лагерь.
Ребята по установленной совместными походами привычке, двойками или тройками
деловито собирают вещи и исчезают, и я до следующего привала их уже не вижу.
Шерпы-помощники по кухне меняются, и мне кажется, что это происходит в тот
момент, когда начинаю с ними как-то находить общий язык. В Москве в Б.
Кондратьевском переулке в нашем сборном пункте рассудительный Эдуард
Мысловский говорил:
-- Не волнуйся, по пути все устроится, кормить начнешь в базовом
лагере.
Но экстремальные походные условия заставили принять другое решение:
завтраки и ужины--вместе, а вместо обеда--перекус на ходу.
Продукты несут одни носильщики, посуду--другие, примусы--третьи. Как их
раньше отправить, и как назначить им встречу, и как своевременно
организовать ужин? Для меня все это проблемы. Вдобавок мой абалаковский
зеленый рюкзак, явно привлекающий внимание на тропе своей
импозантностью, набит всякой всячиной: там и две бутылки Советского
шампанского, и стеклянные банки с сублимированными ягодами, и два
фотоаппарата, и т. д. и т. п. Совершенно не представляя, что такое
акклиматизация к высоте, пытаясь не отстать, а иногда и опередить
(мальчишество! Знать бы тогда, чем это кончится!), я иду по тропе, забегаю
вперед, чтобы сфотографировать яков, караван, ущелья, висячие мосты через
горные реки. Если к этому рваному темпу добавить, что, решив сократить путь
к монастырю Тхъянгбоче, я пошел не по тропе, а просто вверх, заблудился,
истратил остаток сил, то можно себе представить, в каком виде я оказался на
последнем участке пути к базовому лагерю.
Началась "горняшка": головные боли и полное отвращение к пище. Каждый
раз перед тем, как подойти к своим кухонным предметам, мысленно готовлю себя
минут 10, убеждаю, но находиться возле пищи долго не могу. На последнем
переходе буквально плетусь по тропе, которая никогда, кажется, не закончится
(оказалось всего 2--3 км), и встречаю наших ребят. Увидев меня, они молча
сняли с меня безобразно набитый рюкзак, разобрали мою всячину, высказав
сочным русским языком, что'-дкмают о содержимом, напоили соком и повели:
впереди Евгений Игоревич, за ним я шаг в шаг и подстраховывающие Свет
Петрович, Юра Голодов, Валя Иванов. Видимо, я представлял жалкое зрелище,
хотя до большого камня в центре базового лагеря на "площади Дзержинского"
дошел сам. Нет,, никогда не забывается участие и помощь в трудную минуту! А
может быть, у каждого из них (у тех, кто гору не обходит) в,ламяти целое
ожерелье таких моментов и оно согревает, и маломи-нает, и делает человека
добрее, и тянет в горы? ч
Следующий день, 22 марта, Евгений Игоревич объявил "рабочим днем
отдыха" и поручил Коле Черному, Володе,-Балыбердину и мне оборудовать кухню
и кают-компанию. Как в сказке, появился буфет, столы, скамейки, продуктовый
склад, а на берегу небольшого замерзшего озерца под охраной верного пса
Пумори удалось соорудить ледяной склад для скоропортящихся продуктов. Юра
Голодов, как заправский техник, делал ревизию газовым плитам и наладил их.
Каждый из команды приложил руку к тому, чтобы работать мне было удобно, а
кают-компания была уютной и праздничной. Рядом с кухней на пригорке
установлен и мой дом, так что, не выходя из него, по звону кухонной утвари
определяю, что в ней делается. По-прежнему нахожусь под влиянием все той же
дамы-- "горняшки", с той лишь разницей, что ее горячие объятия превратили
мои губы в какое-то месиво. Хорошо еще, что Свет-солнышко не оставляет меня
наедине с этой дамой, умело и тактично подстраховывает на кухне. А к этому
времени в лагере собиралось до 40 человек, несмотря на то, что на маршруте
находилось две группы. Постепенно удается пересчитать запасы рационов,
продуктов и количество баллонов и убедиться в том, что всего достаточно.
1 апреля над входом в кают-компанию появилась надпись о том, что
сегодня санитарный день, а ближайший пункт питания находится в нескольких
километрах от лагеря, на высоте 8848 м. Правда, именно в этот день все блюда
удались, и кто-то заметил, что никогда на такой высоте пища не была такой
высокой по качеству. В этом большая заслуга моих помощников: Бидендры,
Санама, Падама и Анга Норбу, которым непросто было приспособиться к
особенностям русской кухни. Действительно, первые 2 недели приходилось
проводить с ними так называемые планерки. Вначале при помощи Ю. Кононова, а
затем и без него растолковывал, что требуется от каждого и от всей бригады в
целом по чистоте, гигиене, санитарии и исполнительности, а в отношении перца
("чили") учить слову "чуть-чуть". Обычные для нас халаты и чепчики были
встречены таким заразительным смехом, что невозможно
341
было и мне не улыбнуться, глядя на их веселые лица. Шерпы, как дети,
легко отвлекаются и забывают о порученном им деле.
Большие трудности встретились при введении графика питания: в 6
часов--уход групп на маршрут, в 9--завтрак, в 12^второй завтрак, в 14--обед
и в 19 часов--ужин. Никакие беседы и разъяснения не помогали, и даже
письменное меню на английском языке и непальском наречии не приводили к
успеху. 7 апреля обед был задержан на целый час, и я от огорчения отказался
от еды. Результат был удивительный: не только мои помощники, но и
шерпы--высокогорные носильщики подходили и предлагали "кани", что в переводе
означает кушать. Начиная с этого дня установился график питания в базовом
лагере, и когда что-то на кухне не ладилось, на помощь приходили все
свободные от восхождения шерпы.
Вспоминается еще забавный эпизод--с молодым и очень симпатичным шерпой
Ангом Фурба, которому я поручил носить плиты и устилать ими пол в
кают-компании. На леднике Кхумбу .преобладают сланцы, и если по периметру
обстучать глыбу камня, то можно при определенном навыке откалывать очень
тонкие и достаточно большие плиты. Таким способом мы настелили пол в кухне,
сделали дорожки между кают-компанией, складом и кухней. Анг Фурба тогда
простудил горло и долгое время находился в лагере и обычно очень помогал по
хозяйству. Однако в этот день в лагерь пришли туристы и среди них
обаятельная француженка, с которой Анг Фурба, забыв о работе, затеял
длительную и оживленную беседу. Когда он вернулся и я не допустил его к
работе, он бросился к леднику разыскивать плиты, и через час вся
кают-компания имела если не паркет, то по крайней мере ровно устланный пол.
Анг Фурба был, конечно, прощен, а шерпы еще долго подшучивали над ним,
вспоминая его увлечение.
Беспрекословным авторитетом пользовался сирдар Пемба Норбу--участник
более 20 экспедиций, в результате одной из которых он побывал на высочайшей
вершине мира. Очень скромный, трудолюбивый Пемба Норбу даже в самых сложных
ситуациях умел разрядить обстановку тонким юмором. Как правило, он сам
принимался за дело, проявляя при этом большую силу, рабочую смекалку и этим
увлекая своих помощников. Заметив его склонность к рисованию, я попросил его
изобразить лагерь. Его рисунки поражают своей простотой, наивностью и
точностью изображения и чем-то похожи на рисунки детей. На обратном пути в
Лукле Пемба Норбу организовал вечер в честь нашей экспедиции, и мы смогли
увидеть народные танцы, сопровождаемые песнями о горах, о Сагарматхе, о
шерпах.
Шерпская пища отличается от европейской, и поэтому для них
организовывался другой стол. Однако многие блюда, особенно на рисовой
основе, понравились шерпам, а наши ребята с удовольствием вкушали лепешки
чапоти.
Известно, что в экспедиций два основных центра. Это радиорубка и
кают-компания. Все альпинисты весьма серьезно относятся к питанию, очень
много знают о науке по питанию и сами могут приготовить или квалифицированно
проконсультировать. Но однажды все было готово, стол накрыт, и вдруг
раздались нежные звуки флейты и гитары. Оказывается, в лагерь пришел
американский музыкант, а Сергей Ефимов сначала тихо, а потом громче играл на
гитаре. Уже позже, в Дели, Сережа рассказывал, что никогда не солировал на
гитаре и то, что произошло тогда среди вечных льдов и гор, он и сам
объяснить не может. Обед остывал, а все слушали этот необычный,
импровизированный концерт. Действительно, ars longa, vita brevis-- искусство
вечно--жизнь коротка.
Нужно отметить, что отношение к питанию в лагере не у всех альпинистов
было одинаковым. Замечания Сергея Ефимова, Казбека Валиева, Ерванда
Ильинского тщательно изучались, и затем изменялись меню и технология
приготов-
342
ления пищи. Например, когда в лагере находился Валерий Хрищатый,
концентраты перед приготовлением промывались для удаления из них глутамината
натрия, обычно вводимого в продукты в качестве вкусовой добавки. Вообще,
восприятие пищи в сильной мере зависело от высоты, а также физического и
психического состояния спортсменов.
Ритуал выхода окончательно сложился к заключительному этапу экспедиции.
В 5 часов утра начинается подготовка завтрака для отходящей группы по
заказу, который оговаривается накануне. В половине 6-го, пока ребята
завтракают, их походные фляги заполняются горячим чаем с добавлением
сублимированного сока и зажигается жертвенный огонь. А в 6 часов группа
уходит на маршрут, и долго видны маленькие точки, перемещающиеся по ледяным
глыбам Кхумбу.
Теперь до начала завтрака, до 9 часов, у меня образовывается "окно"
свободного времени. А нельзя ли проводить ребят до начала трудных участков?
Первыми согласились на мои просьбы Е. Ильинский и Э. Мысловский и разрешили
пройти до 2-й веревки, а затем подобные прогулки стали почти системой. По
команде: "Ну хватит! Давай, старик, назад!"--я возвращался в лагерь. Технику
хождения в кошках показал мне вначале Хута Хергиани, а затем настойчивым и
терпеливым педагогом стал для меня Леня Трощиненко--имитация срыва,
страховка, хождение по серакам и т. д. После этих азов альпинистской науки
даже непреклонный Евгений Игоревич стал уже официально разрешать ходить на
ледник,--естественно, в солидном сопровождении. Особенно запомнились мне
выходы на ледник с Л. Трощиненко и А. Г. Овчинниковым по проверке "дороги
жизни" и, конечно, операция "Шляпа".
Дело в том, что парадная киргизская шапка Анатолия Георгиевича упала в
трещину, и Бэл вызвался помочь ее достать. Эта операция позволила сделать
Володе Балыбер-дину удивительные снимки видов из трещины, Анатолию
Георгиевичу получить сувенир--шляпу, на которой затем вся команда поставила,
автографы, а мне узнать, как работает Бэл, и в последний раз увидеть ледяные
глыбы.
Кажется, от моей идеи подняться в I лагерь и навести там порядок с
продуктами не остается камня на камне. Неумолимый Е. И. Тамм так говорит
свое "нет", что не остается даже маленькой надежды. И не помогают ни
ежедневная зарядка с Анатолием Георгиевичем, ни купание в ручье со Славой
Онищенко, ни даже практический курс по технике с Л. Трощиненко. Огорчение
было так велико, что, когда Леня шепнул о возможном походе в горы, я не
почувствовал особой радости. Она появилась значительно позже--на плече
Нупцзе, куда мы прошли инкогнито под видом прогулки.
3 мая ничем особенно не примечательный день. День как день, потому что
только через сутки придет известие о . первой победе, вместе с радостью
начнутся тревоги, затем снова успех и бессонные ночи!
А все-таки 3 мая--необычный день: в сборной СССР появился новый
альпинист. Фотоаппарат зафиксировал сооружение тура, вкладывание записки,
панораму гор, спуск со скользящим карабином. Леня предупредил:
-- Если появится страх, обязательно скажи, чтобы я знал, что делать.
Страха не было, боязнь была, что я своей неловкостью могу засыпать
камнями Света. Не засыпал, но один "живой" полетел к нему, но был отброшен
так ловко и легко, как будто он не весил пяти килограммов. •
Завершилось мое восхождение, а к вечеру каждый тихонько поздравил и
незаметно пожал мне руку.
Часто спрашивают: не заболел ли я горами, поехал бы еще, тянет ли снова
в путь? Отвечаю сразу: заболел, поехал бы, безусловно тянет! Первый диалог
состоялся, хочется его продолжить, теперь уже в качестве обладателя значка
"Альпинист СССР".
